Меня нет в твоем мире, и я мерцаю в реальном
Как неоновая реклама на заброшенном здании
Когда я кого-то трахаю, я самого себя стираю из памяти
Как любят покойники — теперь ты знаешь сама

макулатура — как любят покойники

Перечитал «Кто знает о чём думает Амалия?» Кости Сперанского и наконец прочувствовал «сеанс» макулатуры до конца. Хочется вывернуться всеми внутренностями наизнанку, как в том фрагменте из романа Мисимы, собрать в горсть все метафоры и фрагменты речи влюблённых и развеять по ветру, мол вот, смотри что я чувствую. А потом выбрать любого персонажа с картин Хоппера, напялить его кожу и поставить пьеску по «Постороннему» Камю — прожить жизнь в чужой шкуре, да собирать этот абзац из чужих слов, потому что свой рот я открываю только ради цитат. 

К. находится в чс.  Собственно, последнее, что я написал К. перед чс — это то, что любой выбор в моём положении — это как за щеку добровольно.

Выбери продолжать надеяться и мучаться за К. Это твой сознательный выбор раз за разом максимально иррационально нарываться на пиздюлины, быть этаким селфдестрактив боем. Тебе говорят — у тебя должна быть своя жизнь, полюби кого-нибудь ещё. А ты своим исхудавшим еблом рожицу скорчишь, да ответишь, что вот она моя жизнь и есть — сам выбирал, хоть и соглашусь, вкус у меня так себе, мазохизмом попахивает вдобавок, экзистенциализмом приправлено, как сосуом тартар, правда привкус у него такой, будто ударение в «тартар» ставится на первый слог. Но всё это окупается, потому что, как грится, моя боль слаще чужого счастья. С ней не страшны наркотики, не страшно жить и умирать тоже, потому что разве что смерть — это единственное оправдание поражению. Сила в том, чтобы взяться за безнадёжное дело и всё таки выполнить его, даже если победа будет пировой. 

Выбери бросить это всё, подумай о себе. Всегда же говорил, мол хочу жизнь прочувствовать максимально широко и глубоко, так и вот, подумай сколько ещё опыта вокруг, сколько людей, в которых можно зарыться, сколько сцен, которые можно наблюдать. Все говорят мне об этом. Ты говоришь мне об этом. А я бы отпиздил тебя за каждое предложение начать смотреть на других баб, начать жить «своей» жизнью. Потому что это всё чужие судьбы, которые мне не подходят. Проживай чужую жизнь, вставай с постели, занимайся делами, делая вид, что ничего не было, что всё это прошло, что того, что ты чувствовал не существует, запрячь всё это в самые дальние углы, закопай ветошью. Откажись от того, что выбрал для себя как сверхценность и пойди искать новую, это ведь несложно вовсе, всего лишь отказаться от себя, чтобы новый ты родился. Сила в том, чтобы признать свою слабость, а дело безнадёжным и наконец отказаться от него, чтобы приняться за другое. 

Выбери оставить всё как есть, оставаться в том же положении, где ты ни рыба, ни мясо. Будь куколдом,  ненавидь каждого кто её касается, завидуй каждому, кому она улыбается, каждому клиенту, кто видит её тело, каждому уёбку, в которого она влюбляется, каждому ебиле, который ближе к твоей жизни, чем ты сам. Просто сиди, как полуночник за стеклянным куполом и наблюдай за ней также, как за экспонатом в музее — можно смотреть, но нельзя трогать, разговаривай с ней, как с телевизором, зная, что слова идут в пустоту, что они ничего не значат, что цена твоя лишь пара грамм порошка, зная, что дело безнадёжно. Смотри на неё также, как смотришь на свою жизнь — так, будто она одновременно здесь, будто её ещё нет и будто её уже нет. И ни в коем случае не прикасайся, чтобы ни в коем случае не узнать где она именно сейчас, потому что знание это невыносимо. Сила в том, чтобы не сходить со своей позиции и не притронуться к ней. 

Я снова на севере бросаю курить. Я снова сижу дома и пытаюсь забыть наркотики. Я снова в шкафу и пишу свой альбом. Я снова выметаю её из всех углов своего дома, раз за разом собирая из крошек и мусора её образ, чтобы снова разбить его и выбросить. Склеить по частям и укрыть ветошью. Старательно придумываю дела, смотрю на часы, пытаюсь придумать другую жизнь, где её будто бы никогда не было или будто её уже нет, где я никогда не встречал её или где она живёт своей жизнью, а я умер, чтобы стать кем-то другим. Или где умерла она, а я безутешный драматический любовник могу вечно страдать о том, чего уже точно никогда не будет, возвести её в абсолют, потому что любой человек будучи мёртвым в сто раз лучше, чем живой. Помните ведь — мифологический батя намного лучше, чем физический. Любовь, превращённая в миф — это почти замещение идеи бога, можно быть ей вечно верным и вечно безутешным. 

Старательно придумываю другую жизнь, старательно пытаюсь жить ей, исчезнуть с радаров, затаиться, стать другим человеком с другим еблом. Не хочу, чтобы кто-то видел меня, не хочу узнавать сам себя, глядя в зеркало. 

Но хочу до последнего сжимать свою сверхценность в руках, как нож в кармане куртки, когда шагаешь по ночной улице.  

Сила в том, чтобы отдать столицу врагам, но победить в войне.