никто не меняется и ранним утром после беспокойного сна
полезешь в ведро за пеплом фотографий старых
на которых ты был толстым и некрасивым
теперь отражает зеркало кого-то другого
но пусть он знает что
никто не меняется

макулатура — тейкдаун

Мать с братом переехали в новую квартиру. Привет новой жизни, где ты больше не нищеёб, ха-ха. Правда так нелепо видеть свою семью в декорациях, которые им совсем не подходят. Новое жильё напоминает о Екатеринбурге, о тусах, о дорогах, об обеспеченных семьях, где люди умеют жить если не красиво, то относительно «цивильно и правильно». И так нелепо видеть в подобной квартире свою бабушку в дешёвых обносках, свою грубую мать и пиво по скидке, слышать шансон в месте, где он, наверное, никогда и не должен был звучать. Также нелепо, как и видеть себя в подобном антураже. Вьетнамские флешбеки нищего детства, наверное, никогда из памяти не стереть. До 12-ти лет ты и по большой и по малой нужде ходил в красное пластиковое ведро на кухне, иной раз и когда кто-то из родственников находился там же, прости господи. Теперь вот тебе уборная с натяжным потолком, где твоё лицо отражается, с подсветкой, пол с подогревом. А перед глазами все ещё да то ведро красное и бабушка, которая выносила его по ночам на свалку рядом с колонией строгого режима.

Вьетнамские же флешбеки эти в принципе никогда не отступают, их разве что можно гонять, как бродячих собак. Классическое это моё во время секса «Вот те раз, ебусь! Ничего себе, дожил. Вот время то летит. Помнишь, Артёмка, свои волосы жирные редкие да тушку 80-ти килограммовую, да как ты плакался лет в 13, что девочку себе хочешь до невозможности, любви хочешь, утютю. А тут вот, ебёшься.» Грустно ли это, забавно ли, чувствовать себя недостойным даже каких-то подобных элементарных удобств что-ль или привилегий, доступных всем, не знаю, я им и радоваться особенно не могу, просто удивляюсь всякий раз. Если не разочаровываюсь в чём-либо, то удивляюсь тому, что разочарование вдруг обошло стороной или не настолько сильным оказалось, как я предполагал.

Вообще в принципе что-либо испытывать в действительности сложно и я до сих пор не понимаю до конца как у меня это всё работает. Чрезмерно ли я эмоционален и от сильных потрясений меня спасает моя постоянная аппатичность и отстранённость или же все же эмоциональный язык для меня, как второй неродной. Испытываю ли я что-либо в самом деле, вижу ли я эмоции у других или же я могу их угадывать, могу изображать, могу и сам себя наебать. Второе обычно случается со мной чаще. Да и вообще, наверное, большая часть того, что я испытываю — это скорее этакая тоска по чувству, которая уже меня и толкает на самообман, чтобы убедить себя в том, что я, например, действительно испытываю угрызения совести, когда я делаю что-то плохое. Но все же мне кажется, что тут скорее некое 50 на 50. Испытывать то я вероятнее всего что-то испытываю и действительно сильное, но либо сам никогда до конца определить не могу что именно, потому что по дефолту привык этого не палить и в этом я более чем преуспеваю, либо не хочу сам не хочу всё это до конца принимать в себе. 

Помню вот одну критическую и драматическую сцену. Тогда я узнал, что у К. рак и целый день ходил со стеклянными глазами, а соседка никак не могла понять причину моего поведения. Вечером соседка поставила бутылку вина, мы приготовили еду, сели на кусок дивана и начали смотреть кино. И тут началась бомбардировка голосовыми от К. — снова тоска, ломки, недавно вылезли из чс, нельзя сливаться. Я не мог не отвечать ей, а потому вечер для двоих превратился в вечер для троих. Соседке это, конечно же, не понравилось, как и мне не очень нравилось. Соседка лишняя. Я раскрыл перед ней карты и та замолчала было, прекрасно понимая моё отношение к К. и вообще ситуацию, но теперь и сама стеклянным взглядом начала бурить холодильник. Потом вышла из комнаты. В этот момент позвонила К. Соседка идёт в ванную с лезвиями, я сижу с телефоном и веду светскую беседу, затем залетаю в ванную, где соседка сидит на краю ванной с кровоточащей шеей и лезвием в руках. Одной рукой держу её руку с лезвием, чтобы она не порезала шею ещё сильнее, второй рукой держу телефон и продолжаю разговор. Соседка негромко плачет и всхлипывает, К. спрашивает что она мне говорит, а я отвечаю, что ничего существенного, говорит мол, что кукуруза уже готова и пора её вытаскивать. Я договорил и убрал телефон, всё ещё держа в левой руке руку соседки с кровавым лезвием. 

Она столько раз спрашивала что бы было, если бы она наконец таки суициднулась и я столько же раз придумывал всё новые и новые объяснения почему бы это было нехорошо, чтобы её успокоить. В этот раз степень истерики была достаточно сильной и вопросы стояли уже в духе «Зачем мне жить, я бесполезна» и прочее. И я отвечаю — просто хорошо, что ты есть, больше от тебя ничего не нужно, я принимаю тебя целиком, ты близкий мне человек и мне не плевать на тебя. Она расплакалась ещё громче и вцепилась в меня объятиями. И это, честно говоря, был настоящий саккер панч — сыграть на самом, наверное, дорогом и важном, что вообще есть у людей, на этой постоянной и неутолимой потребности в близости и принятии, на этой вечной тоске по любви практически материнской, где бы тебя приняли целиком и без остатка со всеми изъянами и страхами. И тем грустней, что когда моё лицо из её поля зрения пропало, мой ебальник снова принял отстранённое выражение и я смотрел на себя всё теми же стеклянными глазами в зеркало, пока сидела в меня вцепившись. Напиздел. Концовку вы, вдобавок, и так знаете — по итогу я и вовсе ушёл не сказав ни слова. 

И в сущности, это ведь действительно страшно жить с кем-то подобным, настолько двуличным и в один момент обнаружить, что всё это время ты совершенно не знала этого человека, совершенно ничего не видела. Мне всегда скучно, когда моё актёрство идёт ровно. Всегда нравилось, когда кто-то вдруг ломал мой образ или хотя бы трещину на нём оставлял, но даже тут есть ещё куча уловок, как сохранить дистанцию. Когда кто-то вдруг замечает механичность игры, то ты будто бы искренне удивляешься тому, что тебя раскрыли и типа вау, класс, теперь то мы с тобой можем говорить как люди, быть настоящими друг перед другом. Короче будто ты второе дно перед человеком открыл. Правда дальше этого самого второго дна ещё вообще никто не заходил, кроме моих близких друзей, кому я сам всё это рассказываю. Мне всегда вот, Настя, слова твои о том, что никто ещё никогда и никогда не знал тебя настоящей, казались некоторым преувеличением что-ль, но сейчас я вроде как понимаю. Даже если ты открыл второе дно, третье, четвёртое, под всеми этими стенами остаются ещё такие охуительно глубокие и жуткие подвалы, куда ты и сам боишься залазить, куда уж другим.

И в сущности, говоря обо всём вышеописанном я не испытываю какое-то чувство стыда что-ль или мук совести. Недавно с Д. мы как раз таки говорили о чём-то подобном, разговор было начался с её удивления, мол меня удивляет как ты при всей способности мимикрировать и прочее совершенно не привязываешься, не испытываешь эмоций или эмпатии к тем, с кем ты это всё проворачиваешь. Ты же типа живёшь с этой девочкой столько времени, столько раз её успокаивал, выслушивал и прочее, как так то. И я начал было объяснять некоторые свои схемы и прочее да так увлёкся, что уже практически с гордостью рассказывал как я красиво притворяюсь, насколько ловко у меня это выходит, мол такое поле для игр, да с таким простором для творчества вообще никаких других игр больше не надо, я действительно получаю удовольствие от подобных представлений, от чувства, что я сново красиво сыграл. Да и в сущности, это, наверное, и то, что я лучше всего в жизни умею — красиво притворяться, производить впечатление, манипулировать. 

Сидя дома в очередном периоде изоляции я всё глубже в эти внутрениие подвалы спускаюсь. Где-то ты уже бывал, но надолго не оставался, а сейчас подробнее разглядываешь их, осматриваешься. Вот они твоя тоска, аппатия, скука вечная, идеализм, какая-то почти детская истеричная потребность в принятии, практически материнской любви, слабость воли твоя, эгозим, удовольствие от причинения кому-то страданий, отсутствие реальных мук совести за это, тяга к тотальному контролю всего и вся, страхов херовы вагоны и перед жизнью в первую очередь, короче всё то, что я сам в себе принимать до конца не хочу. И что самое главное, осознавать, что нихера никуда это всё не денется. С годами я всё лучше учусь это шкерить, теперь я вот могу даже изображать близкие контакты и прочее ради своей выгоды, могу укреплять какие-то свои слабые стороны, которые мне жить мешают, но в сущности основа всегда остаётся всё той же — это всё та же злобная хуета зашуганная от скуки и тоски хуйнёй страдающая, потому что куда себя деть не знает. 

Что интересно, глубже всех по этим подвалам удалось забраться именно таки К. Ну и тебе, Настя, наверное, за всю жизнь ближе ни с кем больше и не общался. И вот уж не знаю каким образом, но она все эти мои схемы, механизмы и прочее четче всех увидела — и страх мой постоянный перед всем, и постоянную тягу к контролю, и дикое желание принятия и прочее-прочее. Поэтому когда я пытался или пытаюсь что-то перед ней разыграть, то она ломала и ломает все мои схемы на раз два. Хер ты перед ней поактёрствуешь. При том что оба мы разглядывали друг друга достаточно долго и общего у нас херова гора — большая часть моих этих ебаных внутренностей есть и у неё и похожие поведенческие паттерны и прочее. Чем дольше я её знаю и анализирую, тем чётче я это всё вижу. Смешно вот ещё, что многое из вышеописанного — это по сути черты психопатии, вроде как то, что отвечает за корявое эмоциональное воспритие — это диссоциальное расстройство, щепотки там параноидального и истеричного. При таком раскладе, моя история с К. выглядит, как какой-то анекдот, мол вот, нашли два психопата друг друга — постоянно друг друга дёргаем от скуки и тоски, маемся, а хер оторвёшься, потому что хера с два в нас ещё кто-то так глубоко заглядывал и каждый знает куда нужно бить, чтобы было весело. Если и останавливаемся, то только когда уже оба отпизжены в мясо и вообще уже сил никаких нет дальше продолжать. 

Думая вот о К., как о ноже в кармане готовил грандиозные планы. Сперва верил, что я правда изменюсь, вырасту над собой и прочее. Но потом вдруг понял, что нихуя, это просто план грандиознейшего наёба, который я когда-либо хотел провернуть. Будто это моя финальная атака, все свои уловки применю, в каждую её блядь больную точку ударю, кучу левых людей заюзаю, всех вообще наебу и себя в том числе, чтобы я и сам обо всём вышеописанном позабыл и поверил, что я другой человек, что другую жизнь живу. Просто грандиознешая наёбка века бы была, ух, наеби психопата называется. Только вот это мои стандартные схемы будут, возведённые в абсолют. И я здесь не понимаю даже зачем я так этого хочу, скорее поди с такими планами даже если бы я и победил, просто потому что «Нет» не умею принимать от слова совсем, то скорее всего едва бы я своего добился, то тут же бы исчез. Тем забавнее, что за последние полгода, когда я попробовал вести себя как-то иначе что-ль, пытаться относиться к ней, как к человеку, то охуел от того насколько херово у меня это получается, что я в принципе даже не особо понимаю как это. И ведь бля даже эта перемена и то вызвана всё тем же меркантильным интересом, а не какой-то эмпатией или ещё чем-то, мол а вдруг подобный подход таки даст результат. При том разум понимает, что это даже не что-то мне реально нужное, это просто моё неконтролируемое «Хочу». Как вот ещё одна моя знакомая говорила что о моём альбоме, что об альбомах макулатурщиков о любви, мол в них ведь нет именно Бабы самой, там есть только тоска по чувству, которое они к ней испытывали.

И возвращаясь к началу поста. Новые квартиры, новые условия жизни, новые девушки, музыкальные проекты, новые наркотики, юг, север, Екатеринбург, шкаф, худое ебало, толстое, дорогие вещи, дешёвые — всё это абсолютно неважно, потому что нутро всегда остаётся тем же. И крайне наивно полагать, что хоть кто-то его примет, если этого сделать не могу даже я сам, да вдобавок так старательно его прячу. Хотя в сущности живу то я действительно так, как умею, т.е всё таки своим путём иду — насилия, манипуляции и пиздежа, лол, как в одной песне пелось.