When I was young, younger than before
I never saw the truth hanging from the door
And now I'm older, see it face to face
And now I'm older, gotta get up, clean the place

Nick Drake — Place to Be

Уже больше недели чувствую онемение кончиков пальцев на левой руке — мизинца и безымянного. Иногда и на правой. Впервые, кажется, почувствовал с неделю назад, решил, что отлежал руки, но онемение не прошло и я, кажется, начал к нему привыкать. Причин, вроде как, довольно много, основная давление, но думаю что систематическое употребление алкоголя и кофе, крайне редкое питание, отсутствие нормального отдыха, плохой сон и постоянное курение в совокупности своей могут дать и такой эффект, в частности они и являются основной причиной подавленного состояния. Скорее даже так — все вместе это вызывает банальное истощение, а уже из него все дальнейшие отвратительные состояния. Забавно, но видимо когда люди говорят о том, что нужно есть, спать, отдыхать и так далее — они всё таки не шутят. Жаль, что я об этом так часто забываю. 

В частности недавно испытал новое довольно интересное и жутковатое состояние. В один из дней вдруг ни с того, ни с сего проснулся разбитым, хотя видимых причин не было. Ну, по крайней мере, всё вышеописанное я всерьёз воспринимать не хотел. Состояние же мне крайне не нравилось, т.к не мог найти ему объективной причины, а это меня раздражало ещё больше. Несколько неудач подряд в течение дня, вечером решаю выпить, иду на встречу в киноклуб и ловлю своё классическое состояние отрицалы — не чувствую себя причастным к людям, к месту, дикая скука, затем острая агрессия. Напиваюсь до состояния невменоза, иду домой, как в последнее время часто бывает, по дороге разговариваю сам с собой, далее не помню как засыпаю. Тут всё достаточно классично, очередной срыв. Утром интереснее.

Просыпаюсь естественно ещё более разбитым чем вчера, выхожу на улицу, иду на работу, на автомате включаю какие-то песни связанные с Ж. (что важно) и ловлю необъяснимый страх чёрт пойми перед. Покупаю минералку, отпрашиваюсь с работы и бегу домой. А вот всё что было дальше я не помню. Ну, т.е как не помню. Помню отдельные эпизоды — помню, что кажется мелькали какие-то обрывочные воспоминания о Ж., помню что из-за них плакал, помню что ходил по комнате взад вперёд, кажется пытался уснуть, возможно даже и спал и всё это мне просто снилось, но ключевое — я не уверен в реальности ни одного из этих фрагментов воспоминаний. Мне кажется, что это было, но в то же время я не уверен было ли это на самом деле. Продолжалось это состояние несколько часов и в существовании этих часов я совсем не уверен. В общем, весело, что тут ещё сказать. В этот день я взял больничный, на нём же ныне и сижу.

К чему данное вступление? Кроме того, что нужно было расшаркаться в начале текста, чтобы речь пошла, это довольно показательный пример любого моего срыва и уже в одном только этом описании есть некоторые важные моменты, которые нужно разобрать. 

Первое, и довольно неочевидное в момент проживания, но хорошо заметное с дистанции — это то, что я всё также продолжаю себе вредить, пусть самоповреждение сейчас и снова пытается принять незаметные формы.

Неочевидные формы в духе плохого питания, хуёвого сна и так далее. Ничего страшного, если ты пару раз, например, забыл поесть забегавшись по делам или не выспался из-за этого. Другое дело, когда это принимает систематический характер и ты «забываешь» есть несколько суток и более, дай бог перекусишь что-нибудь и на том спасибо. В моменте обычно кажется, что ты «не хочешь» есть. Появляются и более забавные мысли — жаль тратить деньги на еду, например, похуй мол, поголодаю, хотя деньги есть. Вдобавок аппетит можно закурить — кури больше, дядь, и есть не хочется, можешь и спать вместо того чтобы есть. Смешно, но в моменте данные аргументы действительно кажутся рациональными и ты действитльно не ешь. Со сном та же проблема — ничего, мол страшного, если не высплюсь — всегда можно заставить себя пробегать ещё пару часов благодаря тому же кофе или алкоголю. 

Отсюда же вытекает сам принцип отсуствия пощады к своим ресурсам, когда вместо восстановления и отдыха ты выбираешь деятельность в режиме «наизнос». Даже не из-за важности дел и т.д, а в принципе исходя из того, что будто бы не видишь проблемы в том, чтобы функционировать в подобном режиме. В могиле отдохнёшь, ага. Удивительно, что в принципе можно забывать о том, что есть такая потребность как отдых + хоть какой-то учёт собственных сил, но таки можно и что-то мне подсказывает, что выбор подобного режима — это очередная форма самоповреждения, пусть в моменте и не заметная.  

Второе более знакомо, т.к навязчивые мысли мои частые гостьи, но не менее важно. Навязчивые ностальгические мысли, работающие как добивающий саккер панч, чтобы пробить себя на эмоцию. В том же примере со срывом последней каплей к и без того отвратительному состоянию стали мысли о Ж., которые окончатльно сломали верблюду спину. Интересно наблюдать за тем, откуда эта мысль приходит, как ты ей поддаёшься, руки сами берут телефон, включают какие-то старые песни, ностальжи застилает глаза и ты в очередной раз испытываешь чувство потери, острое и болезненное. Любопытно наблюдать именно за тем, как ты сознательно соглашаешься сделать себе больно прямо сейчас, хотя никакие внешние силы тебе не угрожают — ты делаешь это специально в самый неподходящий момент, чтобы ещё больше усогубить положение. Если момент со срывом ещё можно оправдать стрессом каким-то и т.д, то моменты, когда я работаю в штаном режиме и мысль пиздостраднуть появляется сама по себе оправдать ничем, кроме желания навредить себя, нельзя, потому что когда я поддаюсь мысли — я знаю чем всё это закончится, следовательно врежу себе сознательно.

Третье наблюдение опять таки незаметно в моменте, но хорошо заметно с дистанции — постоянное желание приписать какие-то негативные/меркантильные мотивы каждому своему действию. Причины данного желания двойствены. Отчасти это помогает сохранять дистанцию между собой и окружающими, в духе — «девочка, вы мне не нравитесь, от вас мне нужен лишь определённый ресурс, не более». Это помогает снять ответственность за происходящее, ведь перед тобой теперь не человек, а ресурс, следовательно можно работать по схемам и прочей хуйне, короче делать что угодно, лишь бы человека не видеть, потому что человека видеть мне страшно, а избегание — это моя стандартная реакция на стресс. Во-вторых, постоянная убеждённость в том, что ты лжец и самозванец вызвает довольно острое чувство вины, как бы я от него ни открещивался, а это вновь можно списать к очередной неочевидной форме самоповреждения, т.к на борьбу с чувством вины уходит много сил. Я знаю, что я ни плохой, ни хороший человек, есть только поступки и их следствия, но поди это себе докажи иной раз, ха, всё равно срываешься на оценочные суждения. Особенно если тебя так клонит на то, чтобы сделать себе хуёво.

Наиболее ярко это свойство проявлялось в отношениях с Ж., где я чувствовал себя самозванцем, пиздаболом и прочее практически постоянно, каждую минуту рядом с ней, что в общем итоге загубило как меня, так и наши отношения. Было постоянно стыдно за то, что у меня всё было хорошо, что меня любят, было постоянно страшно видеть, что она тоже человек, потому что из этого следует какая-то ответственность и прочее. Что первичнее — страх или стыд чёрт пойми, однако вместе они парализуют и начинаешь вести себя как ребёнок, полностью перекладывая всю ответственность за своё состояние на неё и это окончательно всё руинит. При том надо отметить, стадия детского поведения — это стадия крайней степени измученности, где попросту нет сил на другие реакции, кроме тотального отрицалова. Довёл же до подобного состояния себя в большей степени именно я. Стыдно, конечно, но хули поделать, тут меня кроме меня никто не простит, так шо заострять внимание мы на этом не будем.

Из последнего вытекает довольно забавное наблюдение — сколько бы я ныне ни храбрился, что сейчас я успеваю больше и прочее, сам принцип моего взаимодействия с окружением не меняется — я всё также нахожу эскапистские варинты взаимодействий, раз за разом используя избегание в качестве реакции на стресс, который у меня вызывает, бля, всё, но с которым я так и не учусь работать. Страх жить всё тот же. Наиболее характерно это проявилось в той же моей идее, что благодаря алкоголю я буду успевать больше и прочее. Успевать то я успевал, да какого-то профита в долгосрочной перспективе это вовсе не несёт, ведь я так и не взаимодействовал ни с кем из своих новых знакомых без алкогольной защиты, без наушников, без идеи о выгоде и прочем, т.е как с людьми. Также и не учитывал своих собственных ресурсов — со стимуляторами и постоянным обесцениванием происходящего то ты можешь работать, попробуй-ка без и вот те на, снова страх, снова тревога, а с ними то ты справляешься не очень-то хорошо.

В сущности, ключевое, с чем сейчас стоит бороться — это именно с детскими паттернами поведения. Все острые состояния и срывы так или иначе напоминают о детстве. Заброшен ты в мир, но кажется, будто есть что-то внешнее, что могло бы помочь, будь то чужая рука, идея, ресурс, стимулятор, да что угодно. Развлеките меня, дайте мне цель, инструкцию, ну хоть что-то, господи. При том чувство заброшенности идёт об руку с беспомощностью, ведь если всё настолько незнакомо и чужеродно, то мне определённо нужен кто-то, кто бы сказал мне итс дэнжерос ту гоу алон, тэйк зис, протянув мне меч. Данность же в том, что ни развлекать тебя, ни спасать никто не будет кроме тебя самого, мир не обязан быть интересным или осмысленным, всё просто существует, а фингс а ком энд гоу как грится, живи ты с этим как хочешь. Исходя из этого всего, конечно, страшно жить, но с другой стороны — а хули ещё поделать?

Тяга к самоповреждению, как и тяга к смерти сама по себе — это вполне себе логичная реакция на страх от этого чувства заброшенности, это естественная тяга к небытию, к тому «месту», которое тебя не отторгает и к которому ты стремишься чисто интуитивно. Данность же опять таки в том, что данное желание детское, верните мне маму, пожалуйста, я хочу обратно в утробу, мне здесь слишком хуёво. 

Основы моего поведения, моя тяга к наркотикам, эскапизму, обесцениванию, постоянная тревога, ностальгия и прочее в большей степени от того и идут — из нежелания принимать тот факт, что я заброшен куда-то, куда я не особо то и просился, как и тот факт, что вернуться возможности обратно не существует, как и идеальной пилюли, чтобы как-то пережить это состояние, которое жизнью зовётся. Другое дело, что у меня особо и нет выбора, кроме как принять факт своей заброшенности и отсутствия шанса на счастье извне. С заброшенностью и чужеродностью можно лишь бороться, опознавания окружающее и придавая ему собственные смыслы и значения. 

Меланхолия же вечная вряд ли когда-то пройдёт, хули, только ленивый об утерянном рае не горевал, если и пройдёт, то только если ей на замену придёт любовь к борьбе. Великие поэты передают привет с небес, да только ни я, ни мои друзья, прекрасные неудачники, нихуя не великие поэты, по крайней мере до тех пор, пока мы ждём, что станем таковыми. Обречён ты на свободу или не обречён, а стать кем-то или чем-то ещё всё таки надо умудриться суметь. Свобода — благо для храбрых. Храбрость же проверяется и воспитывается только тысячами испытаний. А там уж имеющий да преумножит, а нищий и то что было проебёт.