Несколько секунд или лет в страшном сне
Не пройдут, даже если разбить зеркало
На карте нет этого места и я надолго застрял здесь
Надежда на спасение потонет в красном смехе
Осталось несколько секунд или лет в страшном сне
И мы увидимся после, как будто ничего не было
Выпьем кофе и послушаем старые песни
Как будто мы единственные, кто уцелел в огне

макулатура — смерть героя

Наконец-то добрался до альбома со стихами моего отца. Удивительно насколько детский слог, насколько простые слова, будто ребёнок писал, будто наивное искусство, а ведь к последним стихам ему было уже тридцать с чем-то. Основных темы всего три — путь, бог и любовь. Основные образы — весна, дождь и ветер. Иногда промелькнёт что-то о презрении к обыденности, иногда просто описания того, как сменяются времена года, а он готовит еду ничего больше от жизни и не требуя. В общем, поэтом он оказался не по навыку, но по призванию, потому что больше он ни к чему и не был пригоден. В единственном стихе о детях он сказал вот что: Заклинанием одним/Будут живы дети/Господь помилуй нас/Дай нам силы ветер.
За заклинание спасибо, отец. 

Удивительно откуда такие люди берутся. Будто бы с самого рождения нездешние, с самого рождения скучающие, непригодные. Чем больше узнаю своих родственников по отцовской линии, тем больше этому удивляюсь — не может ведь быть, что целый род такой.

Похоронил сегодня ещё одну бабушку, в этот раз пробабушка по отцовской линии. Что ни месяц, то новые похороны, эх. С ней могу только одно воспоминание из памяти вытащить — тогда она, кажется, дала нам с родителями банку молока в дорогу. Стояли ночью в крытом дворе, лениво светила единственная лампочка. Тогда мне казалось, что она даже родилась старой. Умерла в 94 года. На похороны собрались все родственники. Практически у всех одни черты, узкие скуластые лица, худые тела, грустные глаза. Разве что вторая ветка отцовских родственников выглядит добрее, видимо вся чертовщина досталась в большей степени моей ветке.

Главная разница в общем-то между материнской стороной и отцовской особенно наглядно себя проявила на отпевании. Когда в прошлом месяце хоронили сестру моей бабушки вся наша семья стояла молча не проронив ни слезы, только иногда стараясь чтобы никто не увидел глаза утирала. Отцовская родня сегодня в какой-то момент не сдержалась и самые близкие начали плакать навзрыд, целовать умершую, обнимать её, прижиматься к ней, лоб ко лбу, нос к носу. Маленькая дочка одной женщины сказала, что ей стыдно плакать, но мать сказала ей, что немножко можно и они обняли друг друга и расплакались ещё сильнее. Красиво было, в какой-то момент даже побежали мурашки. 

Пока не совсем понимаю откуда именно растут ноги у чертовщины. Внешность видимо дедовская. Однако и бабушка в молодости выглядела угрожающе, увидел фотографию из её молодости в квартире её матери. Чёрные густые и вьющиеся волосы, острые скулы, жутковатый взгляд, но довольно красивая. Очень контрастно выглядит на фоне своей сестры, та светлее. Говорят бабушка отбивала деда от его жены с ребёнком несколько раз, делала привороты и всяческие другие мутные вещи. Говорят, что наша прабабушка была знахаркой, а прапрабабушка строго исповедовала старообрядчество. А ещё говорят, что сестра моего отца была зачата в ведьмин день, а рождена в день свечей по старообрядческому календарю. На её руке есть отметина с самого рождения похожая на ожог. Она сказала, что когда-нибудь расскажет мне что это значит. 

На мне нет никаких отметин, кроме тех, что я оставил сам, однако те ожоги, что укращают мои руки, подарила мне моя кровь. Как стигматы на руках избранных подобные раны появляются сами, у тех, кто чувствует чуть больше. Казалось бы «чуть», но этого вполне достаточно, чтобы больше никогда не чувствовать себя «нормально», достаточно, чтобы повязать себе камень на шею и прыгнуть в реку с моста, достаточно, чтобы постоянно уходить вникуда, исчезать от любимых женщин, убегать в авантюры — всего лишь «чуть больше» достаточно для того, чтобы стать частью центростремительного движения к смерти. 

Рациональное слишком переоценено, единственное для чего оно в самом деле годится — это лишь притормаживать чувство, чтобы ты оставался в живых, иначе чувство разорвёт как тебя, так и всё окружающее. Рациональное уж точно не должно управлять жизнью, потому что только сбрасывая все ремни безопасности есть возможность хотя бы коснуться вершины, притронуться к чему-то большему, сделать что-то настоящее. Добавить ещё «чуть-чуть» и можно будет успокаивать людей одним словом, доводить до дрожи одним прикосновением, уничтожать жизнь одним щелчком, а потом также её создавать. Если и есть в мире какая-то магия, то вероятно только эта. 

Невозможно забыть это чувство, оно никогда не даст покоя, где бы ты ни был и кого бы ни изображал. Как бы ни было хорошо и спокойно в объятиях хорошей женщины, как бы ни манило материальное, как бы ни хотелось раствориться в отходняках или чём угодно ещё — ничего из этого не заменит ощущения когда ты находишься на пике чувства, когда горишь в очередной раз. Каждый раз, когда забываю об этом, превращаюсь лишь в тень себя, какую-то жалкую выцветшую пародию. Больше всего я всегда боялся потерять эту способность чувствовать «чуть больше» несмотря на всё что я из-за неё вытерпел и в то же время больше всего эту способность я и ненавидел, от чего так отчаянно пытался от неё спрятаться как можно дальше. Я до сих пор не до конца умею ей управлять, но чувствую, что обязан это освоить. Даже слова которыми я описываю эти странные ощущения и состояния мне кажутся пока что какой-то мистической пургой, потому что это и описать будто бы невозможно. Для этого, наверное, и придумали поэзию. 

Когда приехал к матери после похорон дома было тихо. Кое-как моросил дождь, мама иногда весело, но как-то неловко улыбалась, ведь мы с ней почти не разговариваем. Иногда мне стыдно перед ней, как и стыдно перед всеми женщинами, с которыми у меня ничего не получилось. Она хороший человек, но рядом с ней я чувствую себя также, как рядом с прохожими, когда меня освободили из приёмного отделения на свободу — чувствую, что кое-чего она всё таки не понимает и никогда скорее всего не поймёт. 

________________________________________________________

Сейчас я снова живу в селе. Комнату перегородил красными шторами, похожими на сценический занавес, снова купил лампу. Пишу по вечерам рассказы пытаясь восстановить в памяти воспоминания, либо же читаю, чтобы понять как писать лучше. Иногда выбираюсь на улицу. Также сегодня устроился работать в банк. Чувствую, что я надолго застрял здесь, однако в то же время давно уже не чувствовал себя настолько спокойно и тихо. Всё таки спокойствие и в самом деле состояние сугубо внутренее, совершенно не зависящее от внешних обстоятельств. Достаточно лишь быть верным чувству.